Розенфельд максим – YouTube

«Харькову не повезло с изменением его масштаба»,

Макса Розенфельда больше знают, как экскурсовода, и в этом видится даже несправедливость, поскольку Макс — и он говорит об этом прямо —  в первую очередь, художник, а уж потом экскурсовод, бизнесмен и все остальное. Сама идея экскурсий по Харькову выросла пять лет назад из другого проекта, «Глобус Харькова», который дизайнер Розенфельд реализовал по заказу Александра Фельдмана.  Начав работать над изучением харьковских улиц для глобуса,  Макс уже не смог остановиться. Данное интервью — отчасти попытка слегка пошатнуть несправедливость, и явить публике художника Макса Розенфельда. Этот второй, а на самом деле первый и главный Розенфельд много к чему приложил руку — от создания декораций для корпоративных ивентов  харьковских IT-компаний до иллюстраций полутора десятков книг и участия в картинах «Матч» и «Поводырь», съемки которых велись в Харькове.

Мы беседуем на одиннадцатом этаже отеля «Premier Palace Kharkiv», откуда открывается ошеломительный вид на Госпром и песочницу на месте снесенного памятника Ленину. Макс  предлагает объявить конкурс среди архитекторов из Японии, Польши, США, со всего мира, чтобы на месте Ильича появилось нечто новаторское, мощное, модерное или даже постмодерное, объект настолько интересный, чтобы его не стыдно было включить в архитектурную композицию Госпрома и двух зданий Харьковского национального университета.

Вы дизайнер, художник, математик, но стали известны, как экскурсовод. Вы подсчитывали, сколько экскурсий провели за время существования проекта?

Давайте посчитаем. Две экскурсии в  неделю, 15 маршрутов, 30 экскурсий за полный цикл, в году их два. Умножьте на 5 лет. Получается  250-300 экскурсий. И сверх того еще 600-700 экскурсий на заказ.

У Вас много конкурентов в Харькове?

В Харькове есть несколько экскурсионных проектов. Первым начал проводить экскурсии Михаил Михайлович Красиков. Он настоящий краевед, у него много разных маршрутов и тем.  Еще есть проект «Экскурсии для своих»,  фундация «Харьков манящий», куда входят несколько историков, экскурсоводов, которые активно проводили ивенты в прошлом году, Дмитрий Вулканов и его проект «Машина времени», Богдан Ивченко, сотрудник исторического музея, который проводит экскурсии.

А не хотелось пойти подсмотреть, как там у конкурентов?

Вообще слово «конкурент» многое говорит об отношении к происходящему. В любой сфере деятельности бывают конкуренты и бывают коллеги. Коллеги не обязательно конкуренты. Харьков – совершенно не туристический город, здесь не должно быть конкуренции между экскурсоводами, потому что несколько экскурсоводов на полуторамиллионный город — это не то количество, где может быть конкуренция. Даже в вашем вопросе заложен определенный подтекст.

Макс Розенфельд


Соперничество?

Ревность. А с другой стороны — я же все-таки художник. Может ли быть конкуренция между художниками? Вроде бы, нет. Но мы знаем из истории искусств, что ревность и соперничество — они всегда присутствуют. В данном случае для меня лично это соперничество не большего или меньшего профессионала, а определенная человеческая ревность.

Мне иногда задают вопрос: «Максим, возможно ли украсть экскурсию?». В данном контексте, возможно ли украсть мой бизнес? Отвечаю: нет. Нельзя. Можно пересказать, позаимствовать, посмотреть, но можно ли собирать аудиторию, пародируя какого-то артиста? Это будет пародия, а не он сам. Нельзя украсть меня у меня. Это же не совсем экскурсия. Это театр одного актера, моноспектакль. Поскольку актером являюсь я сам, точно та же история, рассказанная кем-то другим, будет восприниматься иначе. Каждая экскурсия — это, в большой степени, импровизация.

Харьков – совершенно не туристический город, здесь не должно быть конкуренции между экскурсоводами, потому что несколько экскурсоводов на полуторамиллионный город — это не то количество, где может быть конкуренция.

Были ли мысли масштабировать проект «экскурсии с Максом Розенфельдом»?

Сделать франшизу?

Например, проводить экскурсии в других городах.

Вы знаете, буквально месяц назад приезжал мой друг и коллега, создатель масштабного проекта «Интересный Киев»  Арсений Финберг. Сам он уже не водит экскурсии по Киеву, у него много экскурсоводов. Я ему задал такой же вопрос. Что если создать проект «Интересная Винница», «Интересный Житомир», сделать такой зонтичный бренд? Он сказал: «Я от этого категорически отказался».

Это неправильно, потому что экскурсии должны проводить аборигены своего города. И его проект, и мой, направлены, в первую очередь, не на туристов, хотя их тоже немало. После нашего интервью будет экскурсия с французами, завтра будут шведы. Однако большинство моей аудитории — это жители Харькова. Это вопрос городского патриотизма. Если киевлянин приедет в Винницу, чтобы учить винничан «Родину любить», это будет восприниматься, как столичный снобизм.

Мне интересны города, которые не очевидны с туристической точки зрения. Например, Днепр. Зимой, когда открывался «Спалах» в Днепре, я ездил туда с лекциями по дизайну. Я давно хотел задержаться в этом городе на несколько дней, погулять, заблудиться, потеряться и найти дорогу. Чтобы понять город, нужно в нем заблудиться и найтись. Расстояние между Днепром и Харьковом — 200 км, и, тем не менее, два города совершенно разные по образу, устройству, менталитету горожан, хотя я и категорически против обобщений и разговоров о некоем общем городском менталитете, потому что все люди разные.

Мне интересен город Запорожье. У Кировограда очень интересная история. Мне интересны города, которые находятся за пределами интереса туриста.

Я могу провести мастер-класс, как запустить похожий проект в Днепре, но это не будут «Экскурсии по Днепру с Максом Розенфельдом». Будет неправильно, если харьковчанин начнет тыкать носом днепровца в его историю.  Я очень многие города люблю — Париж, Прагу, люблю и хорошо знаю Мюнхен, но так, как родной Харьков, я не люблю ни один другой город.

Чтобы понять город, нужно в нем заблудиться и найтись.

В чем Вы видите миссию своего дела? 


Я против мессианства. Это большие претензии и гордыня. Есть такой еврейский анекдот: умирает праведник, всю жизнь соблюдавший заповеди, все делавший правильно. Он попадает в чистилище. Архангел Гавриил решает, куда его отправить, в рай или ад, и вдруг говорит: «Тебе в ад». Праведник удивляется: «Почему? Я же все делал правильно. Не нарушал ни одной заповеди! Меня же при жизни в моем городке почитали почти что святым!». А архангел ему говорит: «Где книга?». «Какая книга?». «Когда тебя отправляли на землю, у тебя была задача написать книгу. Ты мог пьянствовать, воровать, прелюбодействовать, делать все, что угодно, но ты должен был написать книгу. В этом была твоя задача. Ты ее не написал и потратил время зря. Поэтому тебе в ад».

Кто мы такие, чтобы понять свою миссию? И вообще есть ли она? Мы живем и пытаемся понять, что наше, а что не наше. Поэтому, откуда я знаю?

Большинство моей аудитории — это жители Харькова. Это вопрос городского патриотизма. Если киевлянин приедет в Винницу, чтобы учить винничан «Родину любить», это будет восприниматься, как столичный снобизм.

Так праведник и попал в ад потому, что не понял,  в чем заключается его миссия!

Я не знаю, что я должен делать. Я хотел этим заниматься, потому что мне это было интересно. Очевидно, что если это интересно мне, значит, это будет интересно еще кому-то. Я не думал, что прямо такому количеству людей, но я всегда знал, что те, кто говорят: «В Харькове нечего показывать, некому рассказывать», говорят глупость. Мне интересно рассказывать людям истории.

Иллюстрация Макса Розенфельда к книге Герберта Уэллса «Война в воздухе».


Вы художник, автор множества картин и иллюстраций к полутора десяткам книг. Увидим ли мы выставку картин Макса Розенфельда?

Думаю, нет. Я любил рисовать в детстве, но никогда не собирался становиться художником. Родители мне говорили, что это хорошее хобби, но надо найти нормальную профессию. Мне хотелось научиться рисовать, но у меня нет амбиций, делать выставки и продавать картины. Мне нравится иллюстрировать книги. До старта экскурсий я работал, как художник. Это были разнообразные заказные работы, которые, кроме книжной графики, особо не афишируются и нигде не выставляются. Этих работ очень много, но это та часть моей деятельности, о которой никто не знает. Я долго работал, как театральный декоратор, но не для театра, а для корпоративных ивентов. Это такие огромные декорации 25 на 6 метров, 50 на 6 метров.

Смотрите также все популярные театры и кинотеатры Харькова.

Есть, например, такой известный украинский автор, имеющий колоссальную славу – Лесь Подервянский. Он классный, офигенный художник. В последнее время как автор и литератор он практически не  заметен. Он вернулся к своему любимому занятию, пишет картины.

Мне интересен город Запорожье. У Кировограда очень интересная история. Мне нравятся города, которые находятся за пределами внимания туриста.

Так значит, выставки картин не будет?

Сколько людей придет на выставку?

Думаю, немало, Вы достаточно известный человек.

Хорошо, если тысяча человек посетит. А вот книга с иллюстрациями — это другое дело. Книгу всегда можно перечитать. Если в семье есть книга, значит ее прочтут мама, папа и ребенок. Я хочу издать книгу своих иллюстраций, возможно даже сюжетно связанный комикс, представляю,  в каком виде она должна выйти.

Прошлым летом была издана детская книжка с моими иллюстрациями «С карандашом по Европе». Я недавно поинтересовался в магазине, мне сказали, что тираж уже распродан. И судя по тому, что мне сказали, это не моя известность сработала, а просто книга понравилась людям. После этой истории я понял, что совсем не хочу рисовать картины, а хочу иллюстрировать книжки для детей и подростков. Так что скорее можно будет увидеть не выставку, а книжку.

Как Вы считаете, последние 20 лет  прошли для архитектуры Харькова, скорее,  в минус? 

С архитектурой сложный вопрос. Вчера один американец, бывший харьковчанин, спросил меня о парке Горького: «Почему вы так носитесь с этим парком Горького? Обычный, нормальный, ухоженный европейский парк». Понимаете, это двойственная история. Когда в городе появляется нормальный обычный европейский объект — это хорошо. С другой стороны, сам город становится обычным, нормальным и европейским. Исчезают вещи, которые делают город самим собой. Это как пластическая операция или униформа. Индивидуальность уходит.

В последние двадцать лет Харькову не повезло не в смысле архитектуры. Ему не повезло во всех смыслах из-за изменения своего масштаба. Вспомним историю: это был один из крупнейших городов Российской империи, шестой или седьмой по значимости. Петербург, Москва, Киев, Одесса, Варшава, Вильно, а потом Харьков. После него уже шел Нижний Новгород, Тифлис. Я ни в коей мере не ностальгирую по советским или досоветским временам, но те процессы, которые у нас тогда происходили, были процессами масштаба огромной империи, в том числе процессы в градостроительстве. Это город не то, чтобы со столичными амбициями, но точно не с провинциальными комплексами.


А позже, когда Харьков стал столицей советской Украины, эти амбиции, они были подчеркнуты. Возьмите Госпром. Это не просто начало нового архитектурного языка Харькова, это начало нового архитектурного языка всего мира. Масштаб мышления другой. В последние двадцать лет этого масштаба не видно.

Вам, наверное, задавали вопрос, что должно быть построено на месте памятника Ленину…

Мы как раз сидим над песочницей на его месте. Мне задавали этот вопрос. Я отвечу так: Госпром — это объект масштаба мирового наследия, неважно есть у него этот статус или нет. Это одно из семи чудес света двадцатого века. Какой бы объект здесь не появился, он должен быть соизмерим с архитектурной композицией Госпрома.

Надо объявить международный конкурс, пусть американцы, японцы, поляки предложат свои проекты. Нужно расширять рамки всеукраинского масштаба. Я не знаю, что здесь должно быть. У меня такой пиетет перед Госпромом, который ставит табу на эти мысли.

Вы сотрудничаете как-либо с городскими властями в плане архитектуры и застройки? Вашим мнением интересуются?

Нет.

А если бы спросили, что бы Вы посоветовали?

Я считаю, что это в принципе невозможно, чтобы они спросили что-то у меня. Можно поступить умно, а можно поступить мудро. Можно сделать очень умно, так, чтобы какой-либо объект приносил прибыль и реализовывал какие-то репутационные вещи. Как бы мы не относились к мэру и Парку Горького, но с точки зрения репутации Парк Горького — очень успешный проект. Он является привлекательным для города объектом. А, например, рынок Барабашово, при том, что он создал очень много рабочих мест — это антирепутационный проект для Александра Фельдмана.

Например, парк Горького и рынок Барабашово – это репутационные проекты на годы. А поступить мудро – это значит создать репутационные проекты на десятилетия, может быть для вечности. А в вечности сейчас никто не заинтересован. Госпром отрабатывал репутационный проект на ближайшие годы, но при этом он сделан для вечности.

Со мной никто не посоветуется, потому что никому сейчас не интересен глобальный подход – всех занимает тактика, а не стратегия. Я это почувствовал, когда было торжественное открытие Глобуса Харькова. Я же не просто рисовал домики, а занимался графической системной аналитикой, пытался понять, как устроены кварталы, проложены улицы, как это все взаимосвязано. На открытие Глобуса пришло несколько уважаемых мною докторов наук, архитекторов. Я ждал, что сейчас они зададут мне сложные аналитические вопросы. Они меня знаете что спросили? «Мой дом здесь есть? Покажите!». Я понял, что не нужно так глубоко копать. Надо к людям относиться добрее, человечнее и проще.

В последние двадцать лет Харькову не повезло не в смысле архитектуры. Ему не повезло во всех смыслах из-за изменения своего масштаба. Вспомним историю, это был один из крупнейших городов Российской империи, шестой или седьмой по значимости. Петербург, Москва, Киев, Одесса, Варшава, Вильно, а потом Харьков. После него уже шел Нижний Новгород, Тифлис. И процессы, которые у нас происходили, были процессами масштаба огромной империи, в том числе процессы в градостроительстве. Это город не то, чтобы со столичными амбициями, но точно не только с провинциальными комплексами.

Какое Ваше отношение к декоммунизации?

На любое данное при рождении имя накладывается характер, поведение, восприятие окружающими. Когда мы говорим о городе, улице, переулке, мы же представляем себе не имя, а некий образ.

Допустим, в Харькове есть улица Конторская, которая была изначально Конторской, а потом на 70 лет  стала Краснооктябрьской. Но ее все равно все продолжали называть Конторской. Потому что Краснооктябрьская – это почти безымянно.

Например, проспект Ленина переименовали в проспект Науки. Этот проспект всегда называли просто «Проспект». И если таксисту сказать,  что надо ехать «на проспект», он поймет, куда везти в независимости от переименования.

Например, Днепр всегда называли Днепром, хотя образ Григория Ивановича Петровского в Днепре сильно прочитывается, поскольку это не только кусок имени, но еще и одно из градообразующих предприятий, гигантский завод. В названии «Днепропетровск» было заложено даже не имя коммуниста, а образ градообразующего предприятия, на котором работает большое количество людей. Мы меняем имя, но мы все равно продолжаем ходить по тем же улицам.

Макс Розенфельд с женой Линой на фоне созданной им декорации Венеции (фото из архива Макса Розенфельда).


Как Вам, например, переименование Комсомольска в Горишни плавни?

Я не был в этом городе и не могу сказать. Но если это город советской архитектуры, советских предприятий, всех этих мрачноватых атрибутов «совкового» образа жизни, то он быстро не перестанет быть Комсомольском.


Мы видим, что декоммунизация – это часто восстановление прежнего имени для объекта…

Иногда да, иногда нет. С Конторской да, а с Проспектом Науки нет. Правильно, когда название привязано к местной истории. Когда все называли именем Ленина, в этом не оставалось тайны места, не было особенностей этого города…

Происходило обезличивание.

В какой-то степени, да. То же самое касается современной героики. Я не против названия «Майдан Незалежності», но если в каждом городе будет по одинаковому Майдану Незалежності, то не останется особой истории этого места. Например, такие названия, как улицы Данилевского, Гиршмана, Тринклера, Скрыпника – это топографическая помощь в раскрытии города и места. Это уместные названия в Харькове, но неуместные, например, в Полтаве или в Киеве.

Как бы мы не относились к мэру и Парку Горького, но с точки зрения репутации  Парк Горького — очень успешный проект. Он является привлекательным для города объектом. А, например, рынок Барабашово, при том, что он создал очень много рабочих мест — это антирепутационный проект для Александра Фельдмана.

Что делать с разрушающимися зданиями в Харькове?

Ничего нельзя сделать. Я смотрю на разрушающиеся дома уже 20 лет. Я собирал свой собственный архив разрушающихся в Харькове домов с 2003 года.

Это проблема не архитектурного свойства, не Харькова и не Украины. Это проблема любого города. Чтобы что-то восстанавливать и спасать, нужно иметь экономическую целесообразность, бизнес-план. Дома стареют и умирают, как и люди. Их можно реанимировать, вложить крупную сумму денег и восстановить, но как это здание станет рентабельным?

В Европе точно так же множество заброшенных гостиниц, вилл, памятников архитектуры Если нет экономической целесообразности поддерживать объект, то ничто его не спасет. Классический пример – город Детройт с роскошными гостиницами, прекрасными зданиями, который просто разрушается, потому что экономическая модель автомобильной столицы Америки рухнула и там теперь никто не хочет жить.

Декорация Макса Розенфельда для корпоратива одной из харьковских IT-компаний.


Вы учились в известном 27-ом лицее, хорошо знаете IT-сообщество. Возможен ли в Харькове аналог Силиконовой долины? Вырастет ли наше IT-сообщество во влиятельную силу?

Это сложный вопрос по нескольким причинам. Во-первых, я все-таки общаюсь с IT-сообществом со стороны, а не изнутри. О проблемах IT- сообщества нужно говорить даже не с программистами, а c учредителями компаний. На сегодняшний день, мое мнение, что нет.

Дело даже не в том, что большинство компаний сегодня – это аутсорсеры. Создавать собственный продукт менее выгодно, чем работать на аутсорсе. Это многое объясняет, но мне кажется, это не главное. У айтишников та же проблема с масштабностью мышления, что и у архитекторов. У меня много друзей среди учредителей IT-компаний, мы все родом из девяностых, в нас очень сильный запас скептицизма. Мы приобретали свой опыт в то время, когда было много разочарований. Они поселили в нас здоровую долю скептицизма. А те, кто помладше – им не хватает масштабного мышления. Масштабы их амбиций – это стартап.

Многие идут в IT не потому, что им это нравится, а потому что это наиболее перспективная сфера деятельности сегодня, и понятно, как это освоить, чтобы прокормить себя и своих близких. Силиконовую долину могут создать только мечтатели. А я не вижу, чтобы были мечты, я вижу бизнес-планы. Максимум, чего хотят нынешние мечтатели – это придумать классный проект, реализовать стартап, чтобы стать рантье и чтобы проект потом тебя кормил. А для великих дел нужны безумные мечты.

Но есть и другая сторона медали. Достаточно какого-нибудь «Стива Джобса», безумного мальчика или безумной девочки, у которых эта мечта есть, которые пробьют эту скалу и вокруг одной личности способно все закрутиться. Я верю не в системную ситуацию, а в роль личности в истории. В способность одного человека все изменить.

Я не против названия «Майдан Незалежності», но если в каждом городе будет по одинаковому Майдану Незалежності, то не останется особой истории этого места. Например, такие названия, как улицы Данилевского, Гиршмана, Тринклера, Скрыпника – это топографическая помощь в раскрытии города и места. Это уместные названия в Харькове, но неуместные, например, в Полтаве или в Киеве.

Вы принимали участие в создании фильма «Поводырь». Расскажите, пожалуйста, подробнее, об этом опыте.

Режиссер фильма Лесь Санин мой товарищ, и это не единственный фильм, где мы работали, я поучаствовал еще в съемках фильма «Матч», где он был вторым режиссером. Мы познакомились в 2005-2006 гг., когда он впервые приехал в Харьков. Он рассказал мне эту историю, ее сюжет. Он искал место для локации, но тогда не было денег на съемки. Потом в 2012 году он внезапно нашел деньги, приехал и говорит: «Все, Макс, мы снимаем!». После этого я подбирал локации, договаривался об организации съемок в территориальных советах, мои ребята делали часть декораций. В титрах фильма я отмечен как «главный консультант по истории и архитектуре Харькова», мне выразили благодарность за организацию съемок.

Я сыграл  эпизодическую роль искусствоведа в сцене в Худпроме, когда в мастерскую к скульптору Манизеру, к актрисе театра «Березіль» Ольге Левицкой, которая позировала для скульптурной композиции памятника Тарасу Шевченко (актрису сыграла певица Джамала) пришел ее воздыхатель, следователь НКВД. И там показан такой безумный мир ревущих 1930-х гг., богема, странные художники, авангардные работы. Я сыграл роль искусствоведа, который объясняет крестьянам из провинции «що зараз відбувається у сучасному революційному мистецтві». Получается, что в фильме я выступил поводырем в мир украинского авангарда 1930-х. А Лесь Санин сказал потом, что я был поводырем съемочной группы  по Харькову.

Беседовал Андрей Войницкий

Если вы нашли опечатку на сайте, выделите ее и нажмите Ctrl+Enter

mykharkov.info

Макс Розенфельд: «Быть ненормальным – хорошо, ведь это значит быть собой!»

Лицо города

Город – как человек, поэтому определить его какими-то отдельными характеристиками нельзя. Ведь человек – это не только его внешность, знак зодиака, характер, темперамент, – он состоит из очень многих качеств. Попытаться описать его какими-то словами мы не сможем, ведь он разный. Он противоречивый и состоит из многих вещей. Точно так же и город. Облик любого из городов разный. Можно сыграть с любым человеком в такую игру: вот скажите, Киев – это мужчина или женщина? Известная байка: Киев – мать городов русских. Почему он мать, а не отец? Какая у него гендерная составляющая? Не с точки зрения имени или названия, а с точки зрения облика. Сколько ему лет? Он гуманитарий или технарь? Вот таким образом можно раскручивать облик города: почему он кажется именно таким.

Кому-то это может нравиться, кому-то нет, но город – это такой вот раскручиваемый персонаж. Найдется тот, кто скажет, что Одесса — женщина, а Москва – мужчина и так далее. У каждого города есть свой житель, а у каждого жителя – свое мировосприятие. Кроме того, оно меняется со временем, и очень плохо, когда восприятие человека статично и поддается влиянию каких-то стереотипов, даже если эти стереотипы очень позитивные и светлые.

Человек способен расти всю жизнь. Точно также и город – он меняется, если, конечно, это живой организм. Поэтому, как его можно определить? Он складывается из ежедневных событий и обстоятельств. Архитектурно Харькову повезло гораздо больше, чем многим другим городам с формированием целостного облика. Конечно, есть проблемы последних десятилетий, но есть много устоявшихся, сработавшихся обстоятельств, которые действуют, не смотря на эти негативные моменты последних двадцати лет.

Что формирует облик Харькова

Госпром — безусловный топ. Априори главный объект. Во многом даже не потому, что речь идет о знаковом объекте архитектуры, родоначальнике нового стиля — конструктивизма, а потому, что Госпром стал тем, что синтезировало очень много факторов: настроения людей, их надежды и мечты, желание развиваться, получение возможности реализации. Это реализованная мелодичная вещь, которая за 80 лет не утратила это качество.

Объяснить, чем хорош Госпром можно только на уровне музыкально-эмоционального сочувствия, эмпатии. Вроде чувствуешь, но выразить словесно затрудняешься. Кстати, это очень хороший контраргумент, поскольку я сталкивался с большим количеством людей, которые воспринимают Госпром как ортодоксально советское здание. И это очень плохо с точки зрения темы облика города, потому что говорит о наличии стереотипов и неспособности эти стереотипы ломать, а также неумении смотреть на мир открытыми глазами.

Но Госпром такой не один. В Харькове есть, на мой взгляд, две очень серьезные стилевые составляющие. Во-первых, Харьков богат модерном. Этот город один из лидирующих в плане северного модерна городов бывшей Российской Империи и Восточной Европы. И если во Львове есть много венской сецессии, что понятно, то здесь очень много питерского модерна, что не так очевидно. Во-вторых, Харьков наполнен конструктивизмом. Здесь есть арт-деко, вторая волна модернизма. Если говорить о крупных городах Украины в разрезе второй волны модернизма, то очень много интересных объектов также есть в Киеве и Днепре.

Харькову есть чем гордиться, в том числе — своим метро. Это прекрасный пример нового модернизма, который многими не воспринимается как явление, стоящее внимания, потому что появилось не так давно. Кроме того, оно очень четко ассоциируется с «брежневской» эпохой застоя и на него распространяется весь тот негатив, относящийся к «позднему» СССР. Следует заметить, в этот период творили очень необычные, талантливые авторы, которым зачастую было очень трудно, поскольку на них лежала задача протащить свое часто современное, прогрессивное мировоззрение в рамки устоявшейся типовой системы.

Поэтому вторая волна модернизма здесь тоже есть, она интересна и она другая. Она отличается и от киевской, и от днепрянской волны. По моему мнению, в Днепре господствует вторая волна модернизма с элементами «индастриала». Днепр — город мощных предприятий-гигантов, индустриальных районов и в этом проявляется его личный «хардкор», что придает городу определенную особость — индивидуальность. Харьков же имеет очень хорошо вписанный человеческий фактор.

О городских странностях

Очень странный и нелепый объект — это «треуголка» в Саржином яру. Строение, которое вообще не должно было появиться, по сути, бонусный проект, который построили буквально на субботнике. Саржин Яр — место отдыха, рекреационная зона, источник. И вдруг — эта постройка, которая не вписывается ни в какую официальную линию. Тем не менее, она очень человечная, не смотря на свой циклопический масштаб. Очень смелая и передающая дух романтики 60-х. Или то же метро. Это вещи очень странные, но талантливые, и в то же время, человекоориентированные.

Об архитектурном контрасте

Есть объекты и есть архитекторы, например, такие как Олег Дроздов, которые действительно, на первый взгляд, вызывают множество раздражения харьковчан своими объектами — Platinum Plaza и Ave Plaza на Сумской. Но с точки зрения современной архитектуры — это действительно современная архитектура, которую не стыдно, и даже с гордостью можно показывать иностранцам. И не только. Дроздов построил в Харькове многие здания. Его харизма и профессиональное влияние в среде настолько велико, что большинство молодых архитекторов хотят работать на студию Дроздова, либо быть похожими на него.

Потому нельзя сказать однозначно, что за эти двадцать лет был только негатив. Архитектура — наука достаточно сложная, во многом зависящая от взаимодействия мастеров с властью, от финансовой возможности, и возможности грамотно вести масштабные проекты, такие как Госпром. А с этим всегда были большие трудности: в Киеве, Харькове, где угодно. Потому, в основном были реализованы инвестиционные  проекты. Но много денег не всегда хорошо, например, большие и неудачные стройки получила Одесса.

Большие и очень удачные стройки получил Днепр — там другая история. У Харькова таких масштабных, значимых проектов я сходу не назову за эти двадцать лет. Но главные объекты строительства в городе и количество созданных объектов я связываю в первую очередь с личностью Олега Дроздова.

О реставрации исторических памятников

У меня болит не столько за заброшенность, сколько за недореализованность. Памятники у нас не в таком плачевном состоянии, как мы привыкли об этом говорить. И такая личность, как Владимир Евгеньевич Новгородов, который долгое время руководил Харьковреставрацией, немало приложил к этому усилий. Но есть такая штука, так называемая научная школа реставрации, которая требует совершенно другого подхода. Мы — я имею в виду архитекторы – иногда это видим в работах западных коллег, поскольку у них старая реставрационная школа. Это очень грамотный подход, когда для того, чтобы здание выглядело аутентично, кроме обычного ремонта проводится огромная научно-исследовательская, собирательская работа. Когда архивы имеют полную биографию здания, когда проводя реконструкцию здания понимают, как все это дышит.

Уверен, что Владимир Лопатько – прекрасный мастер (реставратор, занимающийся проектом бывшего доходного дома – прим. ред.), доведет до ума и отреставрирует здание на Полтавском шляхе. Есть, конечно, здания на Конторской, которые заброшены и разрушаются. Но суть в том, что бравым делом у нас считается взять и отремонтировать это здание, чтобы оно снова ожило, но в ходе такого ремонта – не реставрации – ремонта, его история просто подменяется и утрачивается. И город, выглядящий с иголочки, перестает быть историческим. Он превращается в “Дисней-ленд”, такую себе силиконовую подделку.

О мрачном Санкт-Петербурге

Тот же Питер – это не только город прекрасных статуй, разводных мостов и белых ночей. Это город Достоевского, город мрачных каменных колодцев. Если эту составляющую убрать, он станет как многие европейские города, таким пышущим здоровым румянцем туристическим тортом. А мрачная и маргинальная питерская составляющая, – которая, как по мне, гораздо более ценна и интересна, создает облик города. Спросите, что такое облик города Санкт-Петербурга у молодого и очень мало видевшего человека – он скажет, что — это Эрмитаж, Дворцовая площадь, Адмиралтейство. Но кто-то более чувствующий и опытный назовет еще кое-что очень важное.

О храмах в жилмассивах

У этого вопроса есть несколько уровней. Жилые массивы любого города: Москвы, Киева или Харькова – обладают одним очень большим недостатком – безликостью. Они не имеют так называемых реперных точек, поскольку строились по разным, но типовым проектам. Когда я веду на экскурсию, для меня важны смысловые точки: «Этот дом, дерево, куст знаменит тем, что…». Он может даже визуально ничем не привлекать: я ведь не об архитектуре рассказываю, а о людях. Это все есть в постройках жилых массивов.

С другой стороны, эти смысловые реперные точки – памятники, странные скульптуры, особое дерево, даже церковь – имею в виду не религиозную общину, а объект с точки зрения архитектуры, – они придают этому безликому жилому району смысловые узлы. Та же «Эйфелева» башня возле торгового центра на Салтовке. Пускай это дурь, какая-то странная дешевка с точки зрения вкуса, но она имеет свою смысловую привязку. Нам так ориентироваться проще. Некоторые из этих церквей – они же талантливы. Но в окружении панельных домов, несомненно, смотрятся странно. Кроме того, иногда сама жизнь подкидывает нам сюрпризы абсурда. Вот к примеру, одна из новых церквей – Святой Тамары в Пятихатках, находится на проспекте Игоря Курчатова – руководителя советского атомного проекта. Церковь святой на атомном проспекте – вас не смущает такое сочетание? Но я бы ничего не менял – это образ нашей жизни – эклектичной, разноплановой, противоречивой.

Об индивидуальности города

С точки зрения архитектуры и визуальной составляющей Харьков выглядит по-европейски. Если идти дальше по этому пути, он будет утрачивать индивидуальность. Это такая палка о двух концах. У меня есть подруга из Загреба, хорватка, которая три года жила в Харькове, и она так объясняет, почему Харьков ей полюбился больше, чем Львов. Львов – прекрасный город, но он – общеевропейский. По облику, по архитектуре своей – это нормальный средний город Австро-Венгерской империи. Подобные города, как по своей истории, так и по своим объектам, в Центральной и Восточной Европе есть во множестве. Если вы много путешествуете, то очень быстро начинаете узнавать знакомые черты. И каждый очередной город уже не вызывает этого первоначального восторга.

В Харькове другая история ХХ века: здесь есть та особенность, индивидуальность, которая делает его нетипично европейским городом, от чего он гораздо интересней. Нельзя сказать: европейский он или азиатский. Он такой, как есть и имеет свои особенные черты, как и Киев, кстати говоря, и многие другие города. Но желание быть условно «не хуже других» иногда способно сыграть дурную службу: вроде бы ты становишься, как и все – нормальным, встраиваешься в «норму», но при этом перестаешь быть собой. Город, как человек – имеет свою индивидуальность –  разную и не такую, как у других. Быть ненормальным – хорошо – это значит быть собой!

Беседовала: Виктория Шайнога

Фото: Кирилл Неежмаков, Дмитрий Следюк, Татьяна Булгакова

faqindecor.com

Харьков имеет собственный генетический код

  • Главная
  • ВЛАСТЬ
  • ВОЙНА
  • ЖИЗНЬ
  • Деньги
  • Спецпроекты
  • О нас
    • Главная
    • ВЛАСТЬ
    • ВОЙНА
    • ЖИЗНЬ
    • Деньги
    • Спецпроекты
    • О нас

RU

  • UK
  • RU
  • Вибори-2019
  • Сектор
  • Онлайн
  • Евровидение
  • Развлечения
  • Лица
  • Страна Укропов
  • Донбасс
  • Запорожье
  • Харьков
  • Закарпатье
  • Сумы
  • Киев
  • Днипро
  • Винница
  • Хмельницкий
  • Одесcа
  • Полтава
  • Львов
  • Кропивницкий
  • Кубань
  • Крым
  • Николаев
  • Прикарпатье
  • Галицький Кореспондент

kh.depo.ua

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Авторское право © 2024 Es picture - Картинки
top